Юрий Ценципер - Я люблю, и мне некогда! Истории из семейного архива

Поселок быстро застраивался бараками, времянками, палатками, расположенными прямо в лесу. Из старых построек было несколько двухэтажных жилых домов и тоже двухэтажное здание школы. В 1940/41 учебном году было в ней около четырехсот учеников – считалось, что много.

В первые месяцы после начала войны сюда был эвакуирован Ленинградский государственный оптико-механический завод, который изготавливал, помимо небольшого количества мирной продукции, оптические приборы для армии и флота – бинокли и прицелы. Разместившись в корпусах существовавшего в Дербышках “Вагонстроя”, завод № 237 (так во время войны назывался Ленинградский ГОМЗ) спешно готовился выпускать необходимую для фронта продукцию.

Из Ленинграда приехала большая группа инженеров и рабочих: производство требовало специалистов очень высокой квалификации. Естественно, многие прибыли с семьями, в том числе с детьми школьного возраста.

Галя Волкова вспоминает:

Когда мы приехали в Дербышки, нас поселили жить в палаточном городке, где и прожили мы до снега. А потом мы жили на так называемых “Совнаркомовских дачах”, в лесу, недалеко от кладбища и вблизи двух деревень Дербышек (Больших и Малых).

Из воспоминаний другой девочки, ленинградки Эди Строгановой:

Мы приехали в Дербышки. Какое забавное название! Мы живем в длинном ангарном бараке, построенном прямо в лесу. Нас очень много, но какое это имеет значение! По двум сторонам нары, а посредине “буржуйки”. Как здесь тепло, нет ни бомбежек, ни обстрелов. С нами в бараке живут игроки команды “Зенит”. У мамы обнаружили тиф, а у бабушки – голодный понос.

В этот поселок и приехала наша семья. Нам дали комнату на втором этаже двухэтажного дома в коммуналке, где жили еще две семьи.

Директор школы – первая руководящая работа отца, которому было двадцать восемь лет. До этого, после окончания института, он год, а мама два года проработали рядовыми учителями. Вот что он увидел, впервые переступив порог здания школы (из воспоминаний, написанных им в 80-х для посвященного Дербышкам альманаха):

Вся школа, все до единого ее классы и коридоры, забиты людьми! На полу громоздятся узлы, чемоданы, постели. Гудят примусы, кое-где коптят керосинки. Слышен детский плач, звучат негромкие разговоры, кто-то спит, где-то надрывно кашляют.

Люди жили здесь уже несколько недель. В сущности, то была огромная коммуналка, но никакой даже самомалейшей междоусобицы!

Горе, тяжкие лишения располагали к дружеству, к взаимному уважению.

Леня Портер, тогда шестиклассник, позднее вспоминал:

В нашу первую зиму в Дербышках было трудно – и холодно, и голодно. Помню, как мы с дядей Миккой (так я звал отчима) отправились по деревням под город Арск менять на еду что-то из вещей, “отоваренных” по карточкам. С поезда по дороге растянулась на километр вереница таких же жаждущих, как мы. Прошли одну деревню, другую – никому наши вещи не приглянулись. Наконец наменяли где-то на треть мешка пшеницы и на детских саночках повезли этот “припас” по длинной дороге к станции. Посмотрела мама на этот тощий мешок и заплакала.

Наша мама тоже ездила в Арск – вернулась полуживая с мешком картошки. Ехала на подножке поезда и отморозила руки.

С первых шагов отец проявил себя требовательным директором и прекрасным организатором, энергия била у него через край, ее хватало не только на школу.

Из его воспоминаний:

Было еще дело, отнимающее добрую половину суток. Я руководил агитколлективом завода, являлся, как тогда именовалась сия должность, “неосвобожденным культпропом парткома”. И, хотя за плечами по этой части имелся некоторый опыт еще с комсомольских лет, он не шел ни в какое сравнение с требованиями военного времени, с масштабами предприятия. Я часто бывал в цехах, выступал на собраниях и митингах, проводил инструктаж и для агитаторов, руководил стенной печатью и наглядной агитацией, всех дел не сочтешь.

Обладая несомненным ораторским даром и эрудицией, он очень часто делал доклады в клубе для аудитории заводского поселка. У него было всегда острое чувство истории. “История – не только то, что было, но и то, что есть!” – говорил он. Вот, например, тезисы доклада “о текущем моменте”, сделанного 22 сентября 1941 года:

Была у Германии ставка на молниеносность войны.

Господа считали – для Москвы – макс. 14 дней.

9 сентября – Тимошенко арестован, армии Буденного и Ворошилова окружены.

Прежде блицкриг в Европе имел успех.

Гитлер на Восточном фронте с секундомером в руке.

Личный астролог Гитлера (есть и такая должность!).

Важнейшая задача момента – осознать силу опасности.

А вот запись от мая 1942 года:

1. Переживаемый момент – узловой поворот истории.

2. Провал планов Гитлера – наше контрнаступление, гениальный выбор момента для этого.

3. Вспомним мировую войну 1914–18 гг.

4. Гитлер переходит к позиционной войне.

5. Вся Западная Европа была завоевана за 151 день.

В начале войны отец с мамой были полны оптимизма: война скоро закончится. В тезисах к докладу 7 апреля 1943 года видно, насколько ожидания изменились:

Война будет еще длительной. Будут еще меняться периоды наступления, затишья, обороны. Но общая тенденция войны ясна – линия фронта постепенно, но неуклонно отходит на Запад. Геббельс с полным основанием мог недавно заявить, что война приближается к воротам Германии. Фашистская Германия и ее союзники будут неминуемо разбиты.

Весной 1943 года в Казани появились признаки тифа. Отец выступает перед неработающими женщинами Дербышек:

Товарищи домохозяйки!

Женщины и девушки нашего поселка!

Трудные и грозные времена переживает наша Родина.

Каждый день советский патриот спрашивает себя:

– А что еще могу я сделать для моей страны?

И каждый день находятся все новые и новые дела, требующие нашего труда и нашего внимания.

Сегодня таким неотложным делом является наведение чистоты и порядка в наших домах и на наших улицах.

Домашняя хозяйка! Женщина! Девушка! Ты хочешь помочь Родине?

Наведи чистоту в своем жилье, прибери около своего дома. Это будет драгоценной помощью: ибо грязь – это эпидемические болезни, вынужденные прогулы, это остановка станка.